Сказания о нартах. Осетинский эпос. Издание переработанное и дополненное. Перевод с осетинского Ю. Либединского. С вводной статьёй В. И. Абаева. М, «Советская Россия», 1978. Оглавление и скан в формате djvu »»
Нартовский эпос осетин
Батрадз и чаша нартов Уацамонга
Много сокровищ было у нартов, но среди них больше всего дорожили они чашей своей Уацамонга. Драгоценное свойство имела эта чаша: если кто-либо из пирующих говорил правду о своих подвигах и о доблести своей, она сама подымалась прямо к губам этого человека. Если же кто-либо хвастался понапрасну, не трогалась она с места.
Раз как-то пировали нарты, и до краев наполненная брагой чаша Уацамонга стояла перед ними. И стали друг перед другом выхваляться нарты, рассказывая о своих доблестях и подвигах. Но сколько они ни говорили, чаша Уацамонга не трогалась с места.
Один только Батрадз сидел молча на этом пиру и слушал спокойно россказни нартов. Когда все замолчали, Батрадз легко встал с места, рукоятью плети постучал по краю чаши и сказал:
— Охотился я вчера вечером, подымался по горному склону и семь вечерних дауагов убил. Правду сказал я, и так же в правде подымись, чаша Уацамонга, и стань на колени отцу моему Хамыцу.
Плавно поднялась с земли чаша и опустилась на колени Хамыца. Снова постучал Батрадз рукоятью плети своей по краю чаши, и сказал Батрадз:
— На рассвете я спускался домой по другому склону и убил семерых дауагов рассвета. Правду сказал я, и так же в правде подымись, чаша, до пояса отца моего Хамыца.
До пояса Хамыца поднялась чаша. И только Батрадз хотел говорить дальше, как Хамыц сказал:
— Говори только о том, о чем можно сказать, и молчи о том, чего сказать нельзя.
Хамыц потому сказал то слово предостережения, что в хлебной браге, которой наполнена была чаша Уацамонга, плавала бусинка жира, а в бусинке этой прятался владыка хлебов Хор-алдар. А спрятался он для того, чтобы подслушать пьяную похвальбу нартов и узнать, кто из них убил его сына. Боялся Хамыц, как бы Батрадз не проговорился и не навлек на нартов гнев Хор-алдара.
Но Батрадз в третий раз постучал по краю чаши и сказал еще тверже:
— Вновь поднялся я на склон горы и убил семерых елиа-дауагов грома и семерых мыкалгабыров-дауагов созревшего хлеба, и среди них был сын самого владыки хлебов Хор-алдара Бурхор-али. Все они убиты мной. И так же, как сказал я правду, так в правде подымись, чаша, к губам отца моего Хамыца.
Поднялась Уацамонга к губам Хамыца, и в этот миг Хор-алдар выпрыгнул в страхе из чаши, а не то выпил бы его Хамыц вместе с брагой. Полетел Хор-алдар, и в ярости кинулся он на стебель ячменя. Шесть колосьев произрастало до этого времени на стебле ячменя. Стиснул их всех Хор-алдар в руке своей. В злобе за своего сына все шесть колосьев хотел погубить он, чтобы отомстить нартам. Но тут попросил его Уастырджи:
— Эй, оставь хоть один колос для лошади моей!
И оставил Хор-алдар на ячмене только один колос, а пять колосьев уничтожил навеки.
А когда захотел Хамыц хлебнуть из чаши, оказались в браге ящерицы, змеи, лягушки и прочие гады. Клубясь, всплывали они в чаше и устремлялись в рот Хамыцу. Но тверды, как булат, были усы Хамыца, он бил и колол гадов своими булатными усами, и вновь спрятались они на дне чаши. И тогда булатноусый Хамыц опрокинул вверх дном чашу Уацамонга.