АИВАДОН  ПРОЗÆ

Хосе Ортега-и-Гассет

Ирон æвзагмæ йæ раивта Гусалты Барис

ЧЕЛОВЕК И ЛЮДИ

Отрывок из главы
"Небольшое отступление о Ней"
 

АДÆЙМАГ ÆМÆ АДÆМ

Уацы иу хай цыбыртæй

 

Однажды, еще молодым, я возвращался на большом трансатлантическом лайнере из Буэнос-Айреса в Испанию. Среди моих попутчиц было несколько североамериканок в полном расцвете молодости и красоты. Хотя мое общение с ними было более чем далеко от интимного, я разговаривал с ними так, как любой мужчина говорит с цветущей молодой женщиной. Одна из них чувствовала себя как бы несколько обиженной тем, что она — американка. По-видимому, ей казалось, что Линкольн приложил недостаточно усилий во время Гражданской войны, поскольку я, молодой испанец, все еще позволяю себе обращаться с ней как с женщиной. Американки были в то время так скромны, что верили, будто существует некое высшее состояние, чем быть "просто женщиной". И она сказала мне буквально следующее: "Я настаиваю, чтобы вы говорили со мной как с человеком". Мне оставалось лишь ответить: "Сеньора, я не знаю, кого именно вы называете "человеком". Для меня существуют только женщины и мужчины. А поскольку вы, к счастью, не мужчина, а женщина, и к тому же прекрасная, то я и обращаюсь к вам соответственно этому". В одном из "колледжей" бедняжка претерпела все тяготы бывшего тогда в моде рационалистического образования, а рационализм одна из форм интеллектуального ханжества, которое, рассуждая о какой-либо реальности, старается по возможности не учитывать ее в своих рассуждениях. Следует иметь в виду, что вид, а вид и есть конкретная реальность, всегда в обратном порядке воздействует на род и определяет его специфику.

Иухатт æрыгонæй егъау науы цыдтæн Буэнос-Айресæй Испанимæ. Бæлццæтты ’хсæн разынди цалдæр америкаг рæсугъд чызджы. Мæ зæрды æппындæр, семæ фæлымæн уон, уый нæ уыд, фæлæ уæддæр сæ алкæимæ дæр уыцы хуызы дзырдтон, йæ рæсугъддзинад йæ тæккæ тæмæны кæмæн бацыд, ахæм сылгоймагимæ нæлгоймаг куыд ныхас кæнид, афтæ. Фæлæ дын дзы уалынджы иу чызг йæхи куы фæтызмæг кæнид, пихылæйттæ куы скалид: ды, дам, дæхи махимæ куыд дарыс, ды цы хъæлæсыуагæй ныхас кæныс, уый комкоммæ Америчы Иугонд Штатты цæрæджы æфхæрæн ми у. Линкольн, дам, уый охыл нæ фæуæлахиз нæ хæдбардзинады сæрвæлтау хæсты, цæмæй мæнæ ныр цавæрдæр хъуымыздзых лæппу немæ, сылгоймæгтимæ дзурæгау, дзымандытыл схæца.

Уæд ма америкаг сылгоймæгты стыр зæрдиагæй уырныдта, цыма цыдæр ахæм ис, цыдæр уæлтæмæн ахæм, æмæ сылгоймаджы номæй бирæ кадджындæр цы у. Гъемæ мæ чызг цæхгæр бадомдта: «Дæ хорзæхæй, дæхи немæ, адæймæгтимæ куыддæриддæр фæтчы, афтæ дар!»

Хъуыддаг цæй мидæг ис, уый мын цы бамбарын хъуыд, æмæ йын афтæ зæгъын æз дæр: «Сеньорæ, фæбæлвырддæр ма йæ кæн, адæймаг цы хоныс, уый. Мæнмæ гæсгæ, уый у кæнæ сылгоймаг, кæнæ та нæлгоймаг. Æмæ иугæр мæ амонд афтæ кæм ацыд, æмæ мæнæ дæуыл кæм сæмбæлдтæн, сылгоймагыл, ноджы ма ахæм бæсты рæсугъдыл, уым æз мæхи, нæлгоймагыл куыддæриддæр æмбæлы, уьщы хуызы дарын».

Ацы зæдæнгæс чызг уыд уæды рæстæджы рационалистон хъомылады амæддаг — афтæ сæ ахуыр кодтой колледжты.

То, что формы женского тела отличаются от мужского, недостаточно, чтобы увидеть в этом теле женщину. Более того, формальные различия и заставляют нас чаше всего ошибочно трактовать женское естество. И напротив, именно в тех частях женского тела, которые менее всего отличаются от нашего, и проявляется — в виде со-присутствия, о котором мы уже говорили,— женское начало. Факт удивительный, однако в конечном счете не более, чем появление Другого существа мужского пола.
    Исходя из этого, мы окажемся гораздо ближе к истине, если взглянем на дело иначе: не из специфики женского облика выводим мы понятие о том странном и глубоко отличном от нашего мужского образа существования, который мы называем женским, а наоборот: все и каждая из частей женского тела приоткрывает нам, в виде со-присутствия, внутренний мир Ее, Женщины, и стоит нам воспринять эту скрытую, внутреннюю женственность, как она тут же пропитывает каждую клеточку тела, делая его женственным. Вывод может показаться парадоксальным, но, по-моему, он неоспорим: не тело женщины обнаруживает "женскую душу", а "душа" женщины заставляет нас воспринимать ее тело как женское.

Сылгоймаджы буары нывкарст нæлгоймаджы гуырыскондæй цæмæйдæрты æддаг бакастæй хицæн кæй кæны, уый фаг нæма у, цæмæй сæ иуы сылыстæг схонæм, иннæйы та лæг. Уæлдайдæр та уымæн, æмæ нæ уыцы цæстуынгæ хицæндзинæдтæ хъыгдарынц сылгоймаджы удысконд раст бамбарыны хъуыддаджы.

Нæлгоймагимæ йæ æнгæсæн цы буары хæйттæ кæнынц, тынгдæр уыдонæй аразгæ сты йæ удтавæн рухс, йæ зæрдæвæлмæнгæнæн æнгас.

Уымæ гæсгæ буары, гуырысконды æууæлтæ нæ, мæнæ мах фыццаг бакастæй дæр сылгоймаджы спецификон бæрджытау кæй раиртасæм, уыдон нæ фæбæлвырд кæнынц уыцы удгоймаджы æнахуыр модус — лæгæй йæ цæхгæр хъауджыдæргæнæг цы у æмæ мах та, «сылгоймаджы» модус у, зæгъгæ, цæмæй фæзæгъæм, фæлæ хъуыддаг бынтон æндæр цæйдæр мидæг ис: буары æппæт хæйттæ иумæ æмæ хицæнтæй дæр сæ кæрæдзийы фæрцы ахъаз сты уыцы цавæрдæр уды табуйаг миддуне бамбарынæн. Махæн уыцы уд у — сылгоймаг. Æмæ мах, уыдон йæ удтавæн рухс, зæрдæвæлмæнгæнæн æнгасы миниуджытæ сты, зæгъгæ, цы схуыдтам, уыдæттæ хæрзырдæм сахадынц йæ буары æууæлтыл, æмæ буар уыдоны фæрцы свæййы сылгоймагон. Тынг зын бауырнæн у, фæлæ æцæгдзинады сæрты нæ ахиздзынæ — сылгоймаджы буар нын нæ сæргом кæны «сылгоймаджы уд», фæлæ нын нæ цæстыты цур «сылгоймаджы уд» ацы буар сылгоймагон скæны.

Возникает вопрос: какие основные свойства приоткрываются нам с появлением женщины, свойства, составляющие для нас основу ее женственности и производящие парадоксальный эффект — лишь соприсутствуя, делать женское тело, каждую его частицу женственной? Здесь не хватит места описать их все, будет достаточно, если я остановлюсь хотя бы на трех.

Æрдзон æгъдауæй ахæм фарст сæвзæры: нæ разы сылгоймаг кæй ис, уый цавæр бæрджытæм гæсгæ рахатæм, цахæмтæ сты йæ алæмæты сылыстæгдзинады æууæлтæ-миниуджытæ?

Æппæтыл кæй бон у аххæссын, æрмæст дзы æртæ бацамондзынæн.

Первое. Едва увидев женщину, мы понимаем, что перед нами существо, чей внутренний мир в противоположность нашему, мужскому, по природе своей исключительно расплывчатый, смутный, неясный. Забудем об отрицательном смысле, который обычно вкладывается в это понятие. Смутность, неясность не есть недостаток женщины так же, как нельзя считать недостатком мужчины то, что у него нет крыльев. Отнюдь:
    ведь если и есть какой-то смысл в том, чтобы у мужчины выросли крылья, как у стервятника или ангела, то хотеть, чтобы женщина лишилась своей природной "неясности",— бессмысленно. Это значило бы лишить мужчину того удовольствия, которое он испытывает именно благодаря неясности, смутности женской природы. Мужчина, напротив, пронизан ясностью. Он ясен в каждом своем проявлении. Я имею в виду "субъективную ясность", а не объективно ясный взгляд на мир и род человеческий. И пусть даже все, что он думает,— чистейший вздор, но сам для себя он ясен. Поэтому и весь внутренний мир мужчины имеет строгие, точные очертания, он как бы составлен из углов и граней. По контрасту с этим женщина существует в мире вечных сумерек; она сама хорошенько не знает, чего ей хочется, что она будет делать, пожалеет ли о сделанном. В мире женщины нет дня и ночи: это мир сумеречный. Поэтому она всегда несет в себе тайну. И не потому, чтобы она не заявляла открыто, что она чувствует и что с ней происходит, а потому, что, как правило, она и не может сказать о своих чувствах и о том, что происходит с нею. Для нее самой это тайна. Все это придает женскому телу плавность очертаний, присущих ее душе и составляющих для нас самую суть женственности. По сравнению с резкой мужской угловатостью внутренний мир женщины — обтекаемый, плавный. Неясность, подобно облаку, тяготеет к округлым формам. Соответственно, линии женского тела извилисты, текучи; итальянцы называют это "morbidezza" (Мягкость, нежность (итал).)*. У Виктора Гюго, в "Эрнани", донья Соль произносит одну, бесконечно пленительно женскую фразу: "Неrnаni, toi qui sais tout!" ( "Ты, всезнающий Эрнани!" (Франц.) )** Под "знанием" донья Соль подразумевает здесь не осведомленность, не эрудицию; в этих ее словах — все устремление неясной женской души к мужественной ясности Эрнани как к истине в последней, высшей инстанции.

1. Куыддæр нæ цæст сылгоймагыл æрхæцы, афтæ йæ бамбарæм, нæ разы цы адæймаг ис, уымæн йæ миддунейы арæзт бынтон æбæрæг кæй у, нæлгоймаджы миддунейы скондæн ныхмæвæрд, йемæ контрастон. Æз ын уый ома йæ цæстмæ нæ дарын — йе ’рдзон мидбæрджытæ-æууæлтæн рахатæн кæй нæй, æнцон бамбарæн кæй нæу йæ мидысконд, уый сылгоймагæн йæ аиппыл дзурæг нæу: уæд раст афтæ уаид, мæнæ нæлгоймаджы, базыртæ дын цæуылнæ ис, зæгъгæ, уый фæдыл азымы куы дарис. Стæй нæлгоймагæн, зæгъæм, ахæм арфæ ракæнæн дæр ис, æмæ цæмæй цæргæс кæнæ зæдау тæха, фæлæ сылгоймагæй та, бамбарæн дын куыд уа, ахæм ма у, зæгъгæ, куы бадомис, уæд уымæй æдылыдæр ми ницы уаид. Сæххæст дын кодта дæ курдиат, ныр ын бамбарæн ис, сусæггагæй дзы ницуал баззад, зæгъгæ, уæд та сылгоймаг нæ цæсты фыццагау табуйаг нал уаид, дисы нæ ницæмæйуал æфтауид. Нæлгоймаг та, куы йыл басæттæм, уæд армы тъæпæнау æргом у, йæ мидæг алцыдæр, зæгъæн куыд нæй, афтæ бæлвырд у.

Нæлгоймаг цæуылдæриддæр хъуыды кæны, уыдон, æвæццæгæн, ницытæ æмæ мацытæ сты, фæлæ йын сæ уæддæр фæрсæйкæсæг тынг ирдæй уыны. Нæлгоймаджы миддуне у бæлвырд нывтыл карст, алцыдæр ын хъуамæ бæстон æмæ бæрæг уа, биноныггонд. Сылгоймаг та иудадзыг дæр изæрмилты цæрæг у, цы йæ хъæуы, цы йæ фæнды, уый нæ зоны, рагацау æй нæ зæгъдзæн, исты сараздзæн æви нæ: стæй, цы скæна, уымæй дæр разы уыдзæн, фæсмон ыл кæндзæн, æви нæ зæгъгæ, йæ уыдæттæй дæр ма фæрс. Сылгоймаг нæдæр бон у, нæдæр æхсæв — айдагъ изæрмилтæ, дыууæизæрыастæу, изæрдалынгтæ... Æмæ уыйадыл сусæг у, æмбæхст, æбæрæг, уыци-уыци.

Хъуыддаг уый мидæг нæй, æмæ сылгоймаг йæ æнкъарæнтæ æргом не ’вдисы, кæнæ сæ кой дæр нæ кæны — нæ; уæдæмæ сæ йæ бон зонын нæу. Æмæ йæхицæн дæр уыцы уавæр цымыдисаг у, сусæг, йæхæдæг дæр æй не ’мбары. Амæй аразгæ сты йæ «уды» æмлæгъз формæтæ — лæгтæ йæ сылыстæджы удысконд хонынц. Лæгты дуне контрастон у, хъулон-мулон, сылгоймаджы арф æфснайд миддуне та уæзбын ахорæнтæм æмхиц у. Æбæрæг, æбæлвырд цы у, уый та æврагъау фæлгæттæ нæ зоны. Гъемæ уæдæ сылгоймаджы буары мидамад, мидарæзт дæр уæздан, уæзбын нывгарстмæ тындзы, мæнæ итайлæгтæ morbidezza (фæлмæндзинад) цы хонынц, уымæ...

Второе. Действительно, внутренний мир, который мы обнаруживаем в женском теле и который называем "женским", с самого начала представляется нам формой существования низшей по сравнению с мужчиной. Это второй из важнейших моментов, связанных с появлением Ее. В такое время, как наше, когда, хотя и в меньшей степени, мы продолжаем ощущать тиранию мифа о "равенстве", когда мы повсюду сталкиваемся с маниакальной верой в то, что чем больше уравнено все кругом, тем лучше,—предыдущее высказывание вызовет раздражение у многих. Но раздражение — плохая гарантия правоты. В присутствии Женщины, мы, мужчины, мгновенно чувствуем, что перед нами создание, в общей иерархии человечества занимающее более низкую ступень. Нет другого существа, которое находилось бы в таком двойственном положении: одновременно было бы человеком, но в меньшей степени, чем мужчина. В этом и заключается ни с чем не сравнимая притягательность женщины для существа мужского пола. Уравнительная мания привела к тому, что в последнее время предпринимаются попытки свести к минимуму факт — один из основных фактов в устройстве и предназначении человечества — существования двух полов. Симона де Бовуар, известная писательница, живущая в Париже — столице графомании,— выпустила объемистую книгу под названием "Ее deuxieme sexe" (Второй пол (франц.) )*. Этой сеньоре кажется абсолютно неприемлемым, что женщину воспринимают — и она сама воспринимает себя — только относительно мужчины, а следовательно, она не может найти точки опоры в самой себе, как это, по-видимому, происходит в случае с мужчиной. Госпожа Бовуар считает, что существовать "относительно другого" — несовместимо с идеей личности, основа которой — "свобода в самом себе". Но остается неясным, почему все-таки свободное существование и соотнесенность с другим человеческим существом так уж несовместимы. В конечном счете, соотнесенность мужчины с женщиной тоже далеко не мала. Но мужчина в наибольшей степени существует относительно своей профессии. Профессиональность — даже в самом примитивном существе мужского пола — пожалуй, самая характерная мужская черта, вплоть до того, что "ничегонеделание", отсутствие у мужчины какой-либо профессии воспринимается как феминизированность. Весьма пространная книга госпожи Бовуар, к счастью, оставляет путаное, неясное впечатление, что свидетельствует о природной неясности характера автора и убеждает нас в том, что перед нами истинно женственное существо. С другой стороны, проходящая через всю книгу мысль о том, что женщина в большей степени является личностью, когда, перестав обращать внимание на мужчин, целиком переключает его на книгу о "deuxieme sexe", кажется нам уже чем-то более серьезным, чем простая путаница.
    Различие полов приводит к тому, что мужчины и женщины существуют в соотнесенности друг с другом, вплоть до того, что любое отклонение в соотнесенности с другим полом как у мужчины, так и у женщины нуждается в объяснении и обосновании. Но при всем том соотнесенность с другим полом, будучи основополагающей у обоих, для женщины имеет первостепенный характер, в то время как у мужчины она опосредована другими соотнесенностями. Учитывая все исключительные случаи, со множеством оговорок все же можно утверждать, что судьба женщины — "быть в поле зрения мужчины". Однако это определение не наносит никакого ущерба ее свободе. Будучи существом свободным, человек свободен перед лицом своей судьбы. Он может принять ее, или противиться ей, или, что то же, быть или не быть ею. Наша судьба — это не только то, чем мы были и что мы есть; начинаясь в прошлом, она свободно устремляется в будущее, проецируется на него. Этот фатализм прошлого — то, чем мы уже стали, — не сковывает наше будущее, не предопределяет то, чем мы еще не являемся. Наше будущее возникает из нашей свободы — неиссякаемого источника, берущего начало в самом себе. Но свобода предполагает, что человек строит планы на будущее, останавливаясь затем на каком-то одном из них; планы же эти могут создаваться лишь на основе прошлого — нашего и чужого, причем прошлое и служит материалом, вдохновляющим нас на выбор новых путей. Прошлое — наша судьба, — таким образом, влияет на нас не механически, взыскивая старые долги, а служит как бы аккумулятором нашего вдохновения. Прошлое — не архив, в дебрях которого мы безнадежно затеряны; напротив, оно ежесекундно вдохновляет нас свободно творить наше будущее. Поэтому древние были абсолютно правы, сказав: "Fata ducunt non trahunt", то есть: "Судьба направляет, не увлекает". Поскольку, какой бы беспредельной ни казалась наша свобода, и она имеет предел: мы никоим образом не можем прервать нашу связь с прошлым. И, пожалуй, наиболее явно эта неумолимо непрерывная связь обнаруживается тогда, когда составленные, выношенные нами планы на будущее сводятся к полному отрицанию прошлого. Здесь, как нигде, обнаруживается влияние прошлого, заставляющего нас делать нечто прямо противоположное тому, что мы делали прежде. Это и есть то, что еще со времен Гегеля называлось "диалектическим движением", при котором каждый новый шаг состоит лишь в механическом отрицании предыдущего. Безусловно, этот диалектический импульс — самая нелепая и глупая форма человеческого бытия, при которой наше жизненное поведение сводится к чисто физическому автоматизму. Один из примеров — то, что принято называть "современным искусством", чей творческий импульс состоит попросту в том, чтобы делать противоположное тому, что делало искусство всегда; поэтому оно и предлагает нам относиться как к искусству к тому, что, по сути своей, искусством не является.
    Весь этот краткий экскурс в "философию" на тему о прошлом и будущем, о судьбе и свободе противоречит тенденциям некоторых современных "философов", призывающих женщину строить свое "бытие в будущем", отказавшись от того, чем она была всегда, то есть женщиной, и все это во имя свободы и идеи личности. Но ведь то, чем женщина была в прошлом, ее женское начало вовсе не обусловлено какой-то биологической предопределенностью или тем, что мужчина подавлял ее свободу и личность; женственность —  результат свободных актов творчества, плодотворного вдохновения исходящего как от самой женщины, так и от мужчины. Подобно прочим внечеловеческим факторам, биологическая двойственность пола не является для человеческого существа фатально сковывающим его ограничением; напротив, это повод для вдохновения. То, что мы называем "женственностью", не создано природой, а, подобно искусству, является вдохновенным творением истории. Поэтому так поверхностны, так малосодержательны те многие и многие страницы, которые госпожа Бовуар посвящает биологическому аспекту пола. Только пытаясь представить себе происхождение человека, мы неизбежно вынуждены обращаться к фактам эволюции, которыми располагает сегодня биология, не сомневаясь при этом, однако, что назавтра факты эти сменятся другими. Но с того самого мгновения, как человек стал человеком, он, а вместе с ним и мы вступаем в мир свободы и творчества. Наше исследование окажется гораздо более плодотворным, если мы будем рассматривать женщину не как зоологическую особь, а как литературный жанр или художественную традицию.
    Итак, давайте по-прежнему, не краснея за свой "снобизм", невозмутимо называть женщину "слабым полом". Более того, акцентируем изначальное, основополагающее значение этого факта. Я уже говорил, что, помимо неясности, расплывчатости, вторым основным свойством женщины является ее низшее, сравнительно с мужчиной, положение в общечеловеческой иерархии. Это последнее определение лишь подводит к явлению, о котором идет речь, но само по себе оно неадекватно, поскольку предполагает сравнение с мужчиной, а любое сравнение, в сути своей, ничего не означает. Речь идет, таким образом, не о том, что, по сравнению с мужчиной, женщина обладает меньшей жизненной силой. И, соответственно, нет нужды говорить о "больше" и "меньше", поскольку первое, что бросается нам в глаза, когда мы видим женщину, — это ее слабость. Это настолько самоочевидно, что, говоря о женщине, мы обычно просто умалчиваем об этой стороне дела. И когда Аристотель называет женщину недужным мужчиной, очень маловероятно, что он имеет в виду ее периодические недомогания, а, прежде всего, исконно присущую ей слабость. Но называть это качество "болезнью", значило бы лишь усложнять метафору, предполагая сравнение со здоровым мужчиной.
    На этой очевидной слабости и основывается более низкое положение женщины в жизненной иерархии. Но именно это-то более низкое положение и является причиной той особой ценности, какой обладает женщина в глазах мужчины. Поскольку именно благодаря ей женщина делает счастливыми нас и счастлива сама, счастлива ощущением своей слабости. На самом деле, лишь существо, стоящее ниже мужчины, а не его таланты, достижения и триумфы, может помочь ему утвердиться в своей изначальности, в значимости своей личности. Ни один самый восторженный поклонник наших дарований не воодушевит и не укрепит нас так, как влюбленная в нас женщина. И все потому, что одна лишь женщина умеет и может по-настоящему любить, то есть растворяться в другом.

2. Сылгоймаджы буары цы тæмæссаджы дуне ис, æмæ, сылгоймаг, зæгъгæ, цы хуындæуы, уый нæм йæ уынд — йæ кондæй кæд адæймаджы фисынтыл амад кæсы, уæддæр æй царды къæпхæнтыл нæлгоймагæй дæлдæр æвæрæм. Гъе, ахæм у дыккаг сæйраг æууæл, сылыстæджы фæлгонц бæрæггæнæг.

Нæ цæст сылгоймагыл æххæст нæма æрæвæрæм, афтæмæй дæр цæттæ вæййы нæ хатдзæг: кæд уартæ уый дæр адæймаг у, уæддæр нæлгоймаджы æмсæр нæу, йæ дæлвæндаг лæууы. Сылгоймагæй фалæмæ та æндæр ахæм цæрæг уд нæй, æмæ, иуæй, адæймаг дæр куыд уа, иннæмæй та уæддæр нæлгоймаджы æмбæрц чи уа адæймаджы ном хæссыны аккаг. Лæгæн дæр дын ахæм хорз ракæнай — йæ фарсмæ æрцард, йæ кад ын уæлдæр чи кæны, уыцы сылгоймаг.

...Ныхас дардыл нывæзы, фæлæ афтæ зæгъæн дæр ис: сылгоймаджы хъысмæт — «иугæр дунейыл нæлгоймаг ис, уæд хъуамæ ды дæр уай».

Ацы формулæ ууыл нæ дзуры, æмæ сылгоймаг сæрибар кæй нæу. Кæддæриддæр адæймаг уыйбæрц сæрибар вæййы, йæхи йæ хъысмæтырдыгæй цас сæрибар фенкъары. Кæнæ разы дæ хъысмæтæй, кæнæ та йæ ныхмæ æрлæууыс, сыстыс, ома, æндæр хуызы дзургæйæ, кæнæ дæ хъысмæтимæ æнгом баст дæ, кæнæ — нæ. Хъысмæт та, цы уыдыстæм раздæр æмæ ныр цы стæм, æрмæст уый нæу. Ома айдагъ нæ ивгъуыд цард нæу, фæлæ ма, нæ ивгъуыд нымайгæйæ, фидæнæй нæхи æнхъæлцау цæмæй нымайæм, уый дæр у нæ хъысмæт.

...Нæ ивгъуыды сæдзæгау нæ ныккæнæм мыггагмæ, уым нæ баззайæм — хъуыддаг бынтон иннæрдæм вæййы: нæ ивгъуыд нæ уымæ фæразæнгард кæны, цæмæй нæ сомбон сæрибары сфæлдыстад уа. Уымæ гæсгæ мин хатты раст ысты рагфыдæлтæ: Fata ducunt, non trahunt (Хъысмæт нæ йæ фæдыл кæны, фæлæ нæ сыфцæй нæ ласы).

...Сылгоймаг, зæгъгæ, кæмæй фæзæгъæм, уый æрдзы сконд цыдæр нæу, фæлæ, мæнæ аивадæн куыд у истори йе сфæлдисæг, афтæ уый дæр у цардæн йæхи æрхъуыдыгонд табуйаг хæзна.

...Æмæ куыддæр адæймагмæ уыцы хуызы кæсын райдайæм, афтæ ссæрибар вæййæм æмæ не сфæлдыстадон куыстæн сæрæвæрæн скæнæм. Æмæ кæуылты пайдадæр у сылгоймаджы дæр литературон жанрау иртасын, кæнæ та аивадон традицийау, зоологион æгъдауæй йæ равзар-бавзар кæныны бæсты.

...Сылгоймаджы тыххæй хъуыдыты куы ацæуæм, уæд ын æппæты фыццаг нæ зæрдыл дарæм йæ лæмæгъдзинад. Уый æнæмæнг афтæ у, æмæ йыл дзурын дæр нæ хъæуы. Аристотель афтæ куы загъта: «Сылгоймаг у рынчын нæлгоймаг», уæд ын йæ низты кой нæ кæны, фæлæ, сылгоймаджы æрдзы цы лæмæгъдзинад ис, ныхас ууыл цæуы. Æцæг ам дзырд «рынчын» цыма йæ бынаты нæй: нæ фидауы, уымæн æмæ уæд афтæ уайы, цыма сылгоймаджы æнæниз нæлгоймагимæ барстæуы.

Уыцы æууæлимæ, ома лæмæгъдзинадимæ, комкоммæ баст у, сылгоймаг царды къæпхæнтыл, лæгимæ абаргæйæ, дæлдæр кæй лæууы, уый. Æмæ — диссаг: йæ дæлдæры ранг ын свæййы уæлдай кад æмæ намысы гуырæн нæлгоймаджы цæсты. Йæ лæмæгъдзинады фæрцы нын амонд хæссы, стæй йæхæдæг дæр йæхи амондджын фæхоны, йæ лæмæгъ æрдзысконд кæй æнкъары, уыйадыл. Æппынфæстагмæ та афтæ рауайы, æмæ нæлгоймаджы йæ лæджы бынаты сбæстон кæны, сфидар нæлгоймагæн йæхицæй лæмæгъдæр цы удгоймаг у, уый. Æмæ ома уый охыл нæ, æмæ йæ сылгоймаг курдиатджындæрыл кæй нымайы, алы хуызы дæр сгуыхæг æмæ æнтыстджын гуырдыл. Нæ! Уый йын фыццаджыдæр йæ лæджы номæн аргъуыц кæны. Нæ алыхуызы лæгдзинæдтæн нын амæй-ай зæрдиагдæрæй чи аргъ кæны, цыфæнды уæлæуæз кæй цæсты æвæрд стæм, уыдон дæр нын нæ хъарутыл уыйбæрц нæ бафтаудзысты, афтæ нæ не сныфсвидар кæндзысты, нæхиуыл нæ уыйас нæ баууæндын кæндзысты, уарзон сылгоймагæн уыцы хуызы цастæ бантыса. Уый та уымæн афтæ у, æмæ æрмæстдæр сылгоймаг арæхсы æмæ æрмæстдæр уымæн радта Хуыцау ахæм уарзты хъомыс, ахæм хъомысджын уарзт — æрмæстдæр сылгоймаг атайы йæ уарзоны мидæг.

Третье. Неясность, расплывчатость женской природы связана с ее слабостью, и, в определенном смысле, слабость — ее причина; но слабость в свою очередь косвенно проявляется в третьем из основных свойств, о которых я обещал вам рассказать.
    Женское "ego" настолько резко отличается от нашего мужского, что с самого начала эта разница бросается в глаза, обнаруживаясь в самом элементарном, а именно в том, что отношение женского "ego" к своему телу совсем иное, чем у мужчины.
    Я уже указывал на несообразность точки зрения Гуссерля, утверждавшего, что, воспринимая другого, мы отождествляем его тело со своим. Наше тело знакомо нам прежде всего изнутри, а тело другого человека — извне. Это разнородные явления.
    Слишком часто забывают о том, что женское тело наделено гораздо более живой внутренней чувствительностью, чем мужское, иными словами, наши внутрителесные органические ощущения — более смутные и как бы приглушенные по сравнению с женскими. Это различие, на мой взгляд, и есть почва для появления того полного тайны, изящества и восхитительного очарования, что зовется женственностью.
    Сравнительная развитость органической чувствительности у женщины приводит к тому, что она ощущает свое тело в большей степени, чем мужчина свое. Мы, мужчины, обычно забываем о своем верном товарище-теле и чувствуем его, лишь когда невыносимая боль или невыразимое наслаждение леденят его своим палящим дыханием. Нам кажется, что между нашим чисто психическим "я" и внешним миром нет посредника. У женщины, напротив, внимание постоянно приковано к ее живым, разнообразным внутренним ощущениям: она ежеминутно ощущает свое тело как посредника между собой и миром; она прикрывается им, как щитом, и рискует им, как заложником. Последствия ясны: психическая жизнь женщины более слита с ее телом, чем у мужчины; иначе говоря, душа ее имеет более телесный, плотский характер, но и, напротив, тело ее существует в более тесной и непрестанной связи с ее духом; иначе говоря, тело ее мучительно одухотворено. И действительно, степень взаимопроникновения телесного и духовного у женского существа намного выше, чем у мужского. У мужчины эти две стороны обычно не смешиваются; тело и душа мало что знают друг о друге и редко выступают заодно, гораздо чаще действуя как непримиримые враги.
     В этих фактах, я полагаю, и кроется причина извечно загадочного явления, которому на протяжении всей истории человечества давались лишь нелепые или поверхностные объяснения: я имею в виду неистребимую женскую наклонность к украшению своего тела, своей внешности. С точки зрения моей концепции, это настолько же естественно, насколько и неизбежно. Само ее физиологическое устройство вырабатывает в женщине привычку заботиться, уделять внимание своему телу, которое становится для нее ближайшим предметом, находящимся в поле ее зрения. А поскольку культура Это не что иное, как вдумчивая сосредоточенность на том, к чему склонно наше внимание, то женщина создала великую культуру тела, исторически начавшуюся с украшений, затем прошедшую гигиеническую стадию и закончившуюся появлением куртуазности — гениального женского изобретения, по сути дела представляющего утонченную культуру жеста.
     В результате постоянного внимания женщины к своему телу оно предстает нам как бы насыщенным, исполненным души. Отсюда и то впечатление слабого существа, какое она в нас вызывает. Поскольку в отличие от прочной, основательной телесности душа — это что-то трепетное, душа — это что-то слабое. Наконец, и эротическая привлекательность женщины в глазах мужчины объясняется не тем, что мы желаем ее тело как таковое, как о том всегда твердили аскеты, совершенно не разбирающиеся в подобных вещах; нет, мы желаем женщину, поскольку Ее тело есть душа.

3. Сылгоймаг куыддæр æбæрæг, æбæлвырд кæй у, зынбамбарæн, уый, зæгъæн ис, æмæ баст у йæ лæмæгъдзинадимæ — уый фæстиуæг ын у.

...Арæх айрох вæйййы иу ахæм хабар: сылгоймаджы буары мидцард нæлгоймаджы буары мидцардæй бирæ вазыгджындæр æмæ хъæздыгдæр у. Нæлгоймаг йæхимæ хъусгæйæ уыйас бæлвырдæй ницы рахаты, сылгоймаг та дуне цыдæртæ. Уый дын, уæлмонц дисы нæ цы ’фтауы, кæсынæй цæмæ не ’фсæдæм, уымæн йæ æвидигæ суадон — сылгоймаджы æнгæсы, йæ алы фезмæлды удтавæн рухс, зæрдæвæлмæнгæнæн æнгас...

Нæлгоймагæй хъауджыдæр сылгоймагæн йæ цæсты йæ буар кæуылты фылдæр ахады. Лæгæй рох вæййы йæ дыккаг «æз» — йæ буар. Уæвгæ дæр ын ис, уый йæм нымады нæу, цалынмæ йын ахъаззаг не сриссы, науæд та йын æгæрон цинхæссæгæй нæ басгуыхы, уæдмæ.

...Гъе, уымæ гæсгæ сылгоймаджы æппæт психикон цард дæр, нæлгоймаджы цардимæ абаргæйæ, бирæ æнгомдæр баст фæцис йæ буаримæ. Æндæр хуызы дзургæйæ, сылгоймаджы уд «буарджындæр» у нæлгоймаджы удæй, æмæ уый тыххæй йæ буар дæр æнцондæр агайæн у йæ уды хабæрттæн.

Æмæ уæдæ афтæ: сылгоймаджы буар уддзыддæр у лæджы буарæй. Уыцы хуызы сылгоймаг æнæмæнгæй уæлдæр лæууы лæгæй — йæ буар æмæ йæ удысконд сæ кæрæдзи хуыздæр æмбарынц, хуыздæр фидауынц сæ кæрæдзиимæ. Лæгæн та йæ уавæр бынтон æндæр у: йæ буар æмæ йæ уд хорз зонгæтæ не сты, се ’хсæн фидыд нæй, коммæгæс не сты сæ кæрæдзийæн, æмæ сæ, бафидауыны амал кæмæн нæй, ахæм знæгтæ куы схонæм, уæд, чи зоны, раст уыдзыстæм.

Мæнæ кæм ис, мæнæ, мæнмæ гæсгæ, адæмты историйы гæрзæй-гæрзмæ чи ахызт æмæ суанг абонмæ дæр цы æнусон, цы сусæг фæзынд нæма у æмбæрстгонд, уый рахæцæн! Мæ ныхас ам, сылгоймæгтæ цæргæ-цæрæнбонты алы аивгæнæнтæ-дидитæ æмæ хæрзарæзты фæлыст — дарæсмæ сæ быцъынæг кæй тонынц, ууыл у. Цытæ фæнымадтам амæй размæ, уыдæттæ хынцгæйæ, зæгъæм: хъуыддаг æндæрхуызон уæвгæ дæр хъуамæ ма уыдаид — йæ физиологон фисынтыл амадмæ гæсгæ сылгоймаг фæцалх вæййы йе ’ргом æнувыдæй йæ буармæ здахыныл, йæхимæ æппынæдзух зилыныл. Йæ цæугæ царды йын уымæй ахсджиагдæр ницуал баззайы.

Æмæ иугæр культурæ кæд æндæр ницы у, адæймагæн сæйраджы дæр йе ’ргом здахын цæмæ æмбæлы, уый зонынæй дарддæр, уæд сылгоймаг дæр сфæлдыста буары бæрзонд культурæ. Уыцы культурæ историйы дæргъы рацыд ахæм эволюцион рæзты фæндагыл: аивгæнæнтæ-дидиты фæстæ бахсыст уæлæдарæсы карз фæлварæнты æмæ дзы æппынфæстагмæ сылгоймаджы генион æрхъуыдыйы фæрцы рауад алы фезмæлдæн дæр йæ афон æмæ бынат зонæг культурæ.

Сылгоймаг иудадзыгдæр йæ буары уавæрмæ уыцы цырддзастæй йæ хъус кæй дары, уыйадыл дзы йæ уд раст ахъарæгау кодта, ома йæ буар бауддзыд. Æмæ уыцы алæмæты буары ардыдæй фæкъæпп кæны нæ зæрдæ дæр йæ лæмæгъдзинадмæ. Уый та уымæн, æмæ буары тых æмæ йæ фидар кондимæ абаргæйæ уд у мæнгæфсон цыдæр, æнæбон æмæ æдых. Кæронбæттæн та уый зæгъинаг дæн, æмæ нæ йæхимæ эротикон хуызы сылгоймаджы буар не ’лвасы — афтæ нæ аскеттæ ахуыр кодтой, ацы хъуыддаджы мур дæр чи ницы ’мбæрста, уыдон, фæлæ мах сылгоймагмæ уымæн бабæллæм, æмæ йæ буар у — йæ уд.