АИВАДОН  ПРОЗÆ

 

Рюно́скэ Акутага́ва

 

Уырыссаг æвзагæй йæ раивта Къæбысты Зауыр


 

 


 

БОГ АГНИ

Перевод И. Головнина

ХУЫЦАУ АГНИ
 

1

 

1

Это произошло в Китае, на одной из улиц Шанхая. Однажды на втором этаже дома, в котором даже днем царил полумрак, старуха индуска со злым лицом о чем-то очень серьезно беседовала с американцем, с виду торговцем.

— Хочу, чтобы вы мне опять погадали, бабушка, — сказал американец, закуривая новую сигару. — За этим, собственно, и пришел.
 

 

Ацы хабар æрцыд Китайы, Шанхайы уынгтæй иуыл. Иуахæмы хæдзары дыккаг уæладзыджы, боныгон дæр æрмæст гæзæмæ рухс кæм дардта, уым тызмæгдзæсгом зæронд ус цæуылдæр хъуыддагхуызæй ныхас кодта, йæ бакастмæ гæсгæ базаргæнæг чи хъуамæ уыдаид, ахæм америкæйагимæ.

— Бабуля, фæнды мæ, цæмæй та мын дæсны бафæрсай,— ног сигарет ссыгъта, афтæмæй загъта америкæйаг. — Цæугæ дæр дæм, растдæр, уый тыххæй æрбакодтон.
 

— Погадала? А я решила этим пока не заниматься, — ответила старуха, пристально, с затаенной усмешкой глядя на гостя. — Стараешься, гадаешь, а некоторые даже не заплатят как следует.

— Ну я-то хорошо заплачу, — сказал американец, небрежно бросив перед старухой чек на триста долларов.

— Это задаток. А если ваше гадание сбудется, получите еще.
 

 

— Дæсны дын бафæрсон? Æз та аскъуыддзаг кодтон, уыцы хъуыддагыл уал фæгæдзæ кæнын,— зæронд ус, йæ мидбылхудт æмбæхсгæйæ, лыстæджыты ныккаст уазæгмæ. — Дæхи фæлмæцын кæныс, фæрсыс дæсны, иуæй иутæ та, куыд æмбæлы, афтæ фидгæ дæр нæ бакæнынц фæрсæггаг.

— Æз дын дзæбæх бафиддзынæн, — загъта америкæйаг æмæ куыдфæндыйы æппæрст æркодта зæронд усы раз, æртæ сæдæ доллары фыст кæм уыд, ахæм чек.

— Уый уал дын развæлгъау. Кæд дæ ныхæстæ æрцæуой, уæд ма ноджы айсдзынæ.
 

Увидев чек на триста долларов, старуха сразу подобрела.

— Очень много даете, даже совестно как-то. Так о чем бы вы хотели погадать?

— Вот о чем. — Не выпуская из зубов сигары, американец улыбнулся. — В общем, когда начнется война между Америкой и Японией. Ведь если знать это точно, мы, торговцы, сможем неплохо подзаработать.
 

 

Æртæсæдæ доллары фыст кæм уыд, уыцы чек ауынгæйæ, зæронд ус æрфæлмæнтæ.

— Тынг бирæ дæттыс, куыддæр дæ æфсæрмы дæр кæнын. Цæй уæдæ, цæй тыххæй дæ фæнды бафæрсын?

— Зоныс, цæй тыххæй? — сигарет йæ дæндæгты ‘хсæнæй нæ райста, афтæмæй йæ мидбылты бахудт америкæйаг: — Цыбыр дзырдæй, хæст кæд райдайдзæн Америкæ æмæ Японы 'хсæн. Мах, базаргæнджытæ, уый бæстонæй куы зонæм, уæд æвзæр æхца нæ бакусиккам.
 

— Тогда приходите завтра. Я погадаю и все узнаю, что вам нужно.

— Да? Только, пожалуйста, не подведите.
 

 

— Уæд-иу райсом æрбацу. Æз бафæрсдзынæн дæсны æмæ æппæт дæр базондзынæн.

— Æцæг? Æрмæст, дæ хорзæхæй, ма мæ фæсай.
 

Старуха самодовольно и горделиво расправила плечи.

— Уже пятьдесят лет я гадаю и ни разу не ошиблась. Знаете ли вы, что мне помогает в этом сам бог Агни?

После ухода американца старуха пошла к двери, ведущей в соседнюю комнату, и позвала:

— Хуайлянь, Хуайлянь!

На зов явилась красивая девочка-китаянка. Видимо, несладко ей жилось. Пухлые щечки были бледно-восковые.

— Что ты там копаешься? Вот уж, поистине, другой такой бесстыжей не сыщешь. Опять, наверное, на кухне дрыхла?
 

 

Зæронд ус, йæхицæй райгонд уæвгæйæ, сæрыстырхуызæй айвæзта йæ уæнгтæ.

— Фæндзай азы бæрц фæрсын дæсны æмæ иунæг хатт дæр нæма фæрæдыдтæн. Ацы хъуыддаджы мæнæн хуыцау Агни йæхæдæг кæй æххуыс кæны, уый ды зоныс?

Америкæйаг куы ацыд, уæд зæронд ус бацыд сыхаг хатæны дуары размæ æмæ бадзырдта:

— Хуайлан, Хуайлан!

Йæ хъæрмæ рахызт рæсугъд китайаг чызг. Бæрæг уыд, зæрдæвæндон цард ын кæй нæй. Йæ рæсыд уадултæ уыдысты мыдадзхуыз фæлурс.

— Цы къахыс уым? Зæххыстæн, дæу хуызæн æдзæсгомыл адæймаг никуыуал фæхæст уыдзæн. Æвæццæгæн та къухнæйы сым-сым кодтай?
 

Но сколько бы ни ругали Хуайлянь, она всегда молчала, опустив глаза.

— Слушай хорошенько. Сегодня ночью снова обратимся к богу Агни. Так что помни это и будь готова.

Девочка подняла печальные глаза и взглянула в зловещее лицо старухи.

— Сегодня ночью?
 

 

Фæлæ Хуайланмæ цасфæнды нæ хæцыдаид, уый лæууыд æнæдзургæйæ, йæ цæстытæ бынмæ æруадзгæйæ.

— Дзæбæх мæм æрбайхъус. Абон та изæрæй хъуамæ ногæй фæсидæм хуыцау Агнимæ. Дæ зæрдыл æй дар æмæ цæттæйæ лæу.

Чызг йе 'рхæндæг цæстытыл уæлæмæ схæцыд æмæ мæстæлгъæд каст бакодта зæронд усмæ.

— Ахсæв?
 

— Сегодня ночью, ровно в двенадцать. Смотри не забудь. — И старуха угрожающе подняла палец кверху. — А будешь совать нос не в свое дело и мешать мне, пеняй на себя. Ведь убить тебя, если только я захочу, мне легче, чем свернуть голову цыпленку.

Лицо у старухи вдруг вытянулось и застыло. Она быстро взглянула на девочку и тут заметила, что та каким-то образом очутилась у открытого окна и смотрит на унылую улицу.

— Чего ты там не видела?
 

 

— Ахсæв, растдæр дыууадæс сахатыл. Ма дæ ферох уæд. — Зæронд ус æм йе 'нгуылдз æртхъирæнгæнæджы тылд бакодта. — Дæ хъуыддаг цы нæ у, уым дæ фындз куы тъыссай, куы мæ хъыг дарай, уæд та-иу дæхицæй хъаст кæн. Хорз æй зоныс, куы мæ бафæнда, уæд мын карчы цъиуы къубал фездухынæй дæу амарын зындæр нæу.

Зæронд усæн йæ цæстытæ адзæгъæл сты, фæджихау ис. Æвиппайды фæкаст чызгмæ æмæ фæхатыдта, уый гом рудзынджы раз куыд февзæрд æмæ цæмæдæр кæй кæсы тызмæгæй уынгмæ.

— Цы дзы суыдтай?
 

Хуайлянь еще сильнее побледнела и снова в упор посмотрела на старуху.

— Ладно. Ладно. Не знаешь ты еще меня, раз ни во что не ставишь. Горя еще не хлебнула.

Старуха зло сверкнула глазами и, схватив веник, замахнулась.

И надо же было такому случиться! Именно в этот момент послышались чьи-то шаги, в дверь грубо постучали.
 

 

Хуайлан ноджы тынгдæр афæлурс ис æмæ комкоммæ бакаст зæронд усмæ.

— Хорз. Хорз. Иугæр мæ ницæмæ дарыс, уæд, бæрæг у, чи дæн, уый кæй нæма зоныс. Маст нæма аныхъхъуырдтай.

— Зæронд усæн йæ цæстытæ фердтывтой, цъылынмæ февнæлдта æмæ йæ ныззылдта.

Ахæм цæмæдæр æнхъæлмæ каст! Тæккæ уыцы уысм æддейæ æрбайхъуыст кæйдæр къæхты уынæр æмæ чидæр дуар мæсты хост ныккодта.
 

2

 

2

В тот день, в то самое время мимо дома проходил молодой японец. Неизвестно почему, но, взглянув на девочку-китаянку, показавшуюся в окне второго этажа, он остановился как вкопанный.

Тут подошел пожилой китаец-рикша.

— Эй, послушай! Не знаешь, кто живет там, на втором этаже, — обратился японец к рикше.

Не выпуская из рук оглобель, китаец поднял голову.

— Там? Там живет какая-то старуха индуска, — с неприязнью ответил он и заторопился уходить.

— Погоди-ка. Что за старуха?
 

 

Уыцы бон, тæккæ уыцы рæстæджы хæдзары фæрсты рацæйцыд иу лæппулæг. Цæмæн, уый бæрæг нæу, фæлæ, дыккаг уæладзыджы рудзынгæй чи разынд, уыцы китайаг чызгмæ куы фæкаст, уæд дзыхълæуд фæкодта.

Æрбацыд æм китайаг лæг-рикша.

— Байхъус ма! Уæлæ дыккаг уæладзыджы чи цæры, уый нæ зоныс? — япойнаг бафарста рикшайы.

Китайаг, рæтæнагъд йæ къухæй не суагъта, афтæмæй скаст хæрдмæ.

— Уым? Цавæрдæр индусаг зæрондус дзы цæры, — цыдæр æлгъгæнæг хуызæй сдзырдта æмæ цæуынмæ фæцис.

— Фæлæу ма! Цавæр зæронд ус у?
 

— Гадалка. Говорят, даже колдовать умеет. В общем, если тебе дорога жизнь, лучше не ходи к ней.

Китаец ушел, а японец постоял, скрестив руки на груди, в раздумье, потом, видимо, принял решение и быстро вошел в дом. Тут он услышал плач девочки и брань старухи. Перепрыгивая через ступеньки, японец одним махом взбежал по полутемной лестнице и изо всех сил начал стучать в дверь. Ему сразу открыли. Но в комнате он увидел одну только старуху. Девочки уже не было, она, видимо, скрылась в соседней комнате.
 

 

— Дæсныфæрсæг. Дзурынц, зæгъгæ, хинтæ дæр зоны. Цыбыр дзырдæй, кæд дын цард зынаргъ у, уæд, хуыздæр у, хæстæг æм ма цу.

Китайаг ацыдис, япойнаг та, æрмдтæдæларм скодта*, афтæмæй хъуыдыты аныгъуылд, стæй аскъуыддзаг кодта, æвæццæгæн, æмæ хæдзары фæмидæг ис. Райхъуыст æм чызджы кæуын æмæ зæронд усы тардзæгъдæн. Асины къæпхæнтыл гæппытæгæнгæйæ япойнаг февзæрд асины сæр æмæ йæ тых, йæ бонæй райдыдта дуар хойын. Бакодтой йын дуар, фæлæ хатæны ауыдта æрмæст иунæг зæронд усы. Чызг уым нал уыд, æвæццæгæн, сыхаг хатæны бамбæхст.
 

— Вы ко мне?

Заподозрив неладное, старуха пристально взглянула на вошедшего.

— Ты, кажется, гадалка?

Японец скрестил руки на груди и, в свою очередь, с ненавистью посмотрел на старуху.

— Да.

— Тогда незачем спрашивать, зачем я пришел. И так все ясно. Погадай мне!

— О чем же вам гадать?

Старуха со все большим подозрением рассматривала японца.
 

 

— Мæн агурыс?

Йæ зæрдæ цæмæдæр фæкъæпп ласта зæронд усæн æмæ ныккаст æрбацæуæджы цæстытæм.

— Ды, æнхъæл дæн, дæсныфæрсæг дæ?

Япойнаг сæрдтæдæларм кодта æмæ æнæуынон цæстытæй каст усмæ.

— О.

— Уæд, цæмæн æрбацыдтæн, уый тыххæй фæрсын дæр нал хъæуы. Бафæрс мын дæсны!

— Цæй тыххæй дæ фæнды дæсны фæрсын?

Зæронд ус ноджы дызæрдыгдæрæй каст япойнагмæ.
 

— Прошлой весной пропала дочь моего хозяина. Вот об этом и погадай, — сказал японец, отчеканивая каждое слово. — Мой хозяин — японский консул в Гонконге. Его дочь зовут Таэко. Я — Эндо, служу у консула. Ну? Где же девочка? — сказал Эндо и выхватил из кармана пистолет. — Может, она здесь? По данным гонконгской полиции, девочку похитила женщина, похожая на индуску. Будешь упираться, не поздоровится.

Непохоже было, чтобы старуха хоть чуточку испугалась. Напротив, на губах ее даже блуждала улыбка, словно она одурачила незнакомца.

— Что ты болтаешь? Никакой девочки я в глаза не видела.

— Ври больше! Только что в этом окне я заметил Таэко, ту самую девочку.
 

 

— Ивгъуыд аз уалдзæджы фесæфт мæ хицауы чызг. Уый тыххæй мын бафæрс дæсны, — загъта япойнаг.— Мæ хицау у япойнаг консул Гонконгы. Йæ чызг хуыйны Таэко. Æз Эндо дæн, кусын консулмæ. Цæй? Кæм ис чызг? — загъта Эндо æмæ йæ дзыппæй фелвæста пистолет, — Чи зоны, ам ис? Гонконгы полицийы зонæнтæм гæсгæ, чызджы аскъæфта индусаджы æнгæс зæронд ус. Куы нæ сæттай, уæд дын хорз нæ рауайдзæн.

Зæронд ус иу гыццыл дæр фæтарст, зæгъгæ, уый йыл нæ фæзынд. Уый нæ, фæлæ ма йæ былтыл мидбыл худт дæр хъазыдис, цыма æнæзонгæйы фæсайдта, ахæм хуыз æвдыста.

— Цы дзæнгæда цæгъдыс? Æз чызг нæ федтон.

— Мæнг ныхас кæныс! Ныртæккæ мæнæ ацы фæрсагæй кæсгæ федтон Таэкойы.
 

Держа наготове пистолет, Эндо свободной рукой указал на дверь в соседнюю комнату.

— Раз упрямишься и не признаешься, приведи тогда китаянку, которая там находится.

— Она — моя приемная дочь.

Старуха, словно издеваясь, опять ехидно улыбнулась.

— Приемная или не приемная, это я сразу увижу, когда взгляну. Не приведешь, я сам к ней пойду.

Но только было Эндо сделал шаг, как старуха оказалась у двери и загородила ее.

— Это дом мой. А тебя я знать не знаю и не позволю тут расхаживать.

— Прочь с дороги! Не то убью!
 

 

Пистолет фехсынæввонг цæттæйæ дары, афтæмæй æвдæлон къухæй амоны сыхаг хатæны дуармæ.

— Кæд нæ сæттыс æмæ хивæнд митæ кæныс, уæд ацы дуар бакæн æмæ ардæм ракæн, уым чи ис, уыцы китайаг чызджы.

— Уый мæн у, мæ кæнгæ чызг.

Зæронд ус та хинæйдзаг худт бакодта.

— Кæнгæ чызг у æви нæу, уый æз базондзынæн, куы йæм бакæсон, уæд. Нæ йæ ракæндзынæ, уæд æм мæхæдæг бацæудзынæн.

Фæлæ Эндо куыддæр йæ къах айста хатæнæрдæм, афтæ ус февзæрд дуаргæрон æмæ йæ йæхицæй бамбæрзта.

— Ай у мæ хæдзар. Дæу та зонгæ дæр нæ кæнын æмæ дын мæ хæдзары рацу-бацуйы бар нæ ратдзынæн.

— Дуарæй иуæрдæм рахиз! Амардзынæн дæ!
 

Эндо поднял пистолет. Вернее, хотел поднять. Но в этот самый миг старуха закаркала, как ворона, и Эндо, словно пораженный током, выпустил пистолет из рук. Уж на что смел был Эндо, и то растерялся. Некоторое время он с удивлением озирался по сторонам. Потом снова обрел мужество и с криком: «Проклятая колдунья!» — как тигр, налетел на старуху. Старуха оказалась достойной противницей. Она ловко увернулась, схватила веник и метнула мусор с пола прямо в лицо Эндо, пытавшегося схватить ее. Соринки превратились в искры и, рассыпавшись по лицу, нещадно жгли глаза и губы. Эндо стало невтерпеж. Подгоняемый огненным вихрем, он скатился вниз и выскочил на улицу.
 

 

Эндо схæцыд пистолетыл. Растдæр зæгъгæйæ, хъуамæ йыл схæцыдаид. Фæлæ уыцы уысм зæронд ус халоны хъуахъ ныккодта æмæ Эндо, цыма йæ ток ныццавта, уыйау пистолет йæ къухæй æрхауд. Эндо тынг ныфсхаст уыдис æмæ ма уый дæр фæсæццæ ис. Иудзæвгар рæстæг йæ цæстытæ дисхуызæй зылдысты хатæны. Æппын фæстаг æм æрæздæхт йæ фидардзинад æмæ фæхъæр кодта: «Æлгъыстаджы хингæнæг!» Стайы цæф ныккодта йæхи зæрондыл. Зæронд ус дзæбæх фидар фæлæууыд. Цæрдæг фæзылд, февнæлдта цъылынмæ, бырæттæ дзы комкоммæ Эндойы цæсгомыл бакалдта, рацахсынмæ йæ куы хъавыд, уæд. Бырæттæ цæхæр фестадысты æмæ æгъатырæй сыгътой Эндойы цæстытæ æмæ былтæ. Эндойæн йæ бон ницыуал уыд. Цæхæры уад æй сырдта æмæ ратылд асиныл бынмæ, уынгмæ расæррæтт ласта.
 

3

 

3

Ночью, около двенадцати, Эндо опять одиноко стоял перед домом старухи и с досадой смотрел на светящееся окно второго этажа.

«Какая жалость. С таким трудом узнал, где находится девочка, и не могу вызволить ее отсюда. Может, заявить в полицию? Нет, нет, китайская полиция весьма нерасторопна, это проверено на горьком опыте Гонконга. А если старуха увезет куда-нибудь девочку, найти ее снова будет довольно трудно. К тому же против этой проклятой колдуньи и пистолет бессилен!..»

Пока Эндо предавался размышлениям, из окна второго этажа вылетел и затрепетал на ветру лист бумаги.

«О! Может быть, это письмо от барышни?»
 

 

Æхсæвы дыууадæс сахатмæ хæстæг та Эндо лæууыд иунæгæй зæронд усы хæдзары раз æмæ мæстыхуызæй каст дыккаг уæладзыджы рухс кæцæй калд, уыцы фæрсæгтæм.

Куыд хъыгаг у! Тыхæй фыдæй базыдтон, кæм ис чызг, уый æмæ йæ ссæрибар кæнын мæ бон нæу. Чи зоны пæлицимæ фехъусын кæнын æмбæлы? Нæ, нæ, китайы пæлицæ бынтон æнæфердæхт сты, уый сбæлвырд ис Гонконгы судзаг фæлтæрддзинадæй. Зæронд ус чызджы искуыдæм куы фæласа, уæд та ногæй йæ агурын уыдзæн зын хабар. Стæй ацы æлгъыстаг кæлæнгæнæджы ныхмæ пистолеты бон дæр ницы у.

Цалынмæ Эндо хъуыдытæ кодта, уæдмæ дыккаг уæладзыджы рудзынгæй ратахт гæххæтты сыф æмæ уæлдæфы æрзылд.

«О, чи зоны уыцы чызджы фыстæг у?»
 

С этими словами Эндо поднял листок, осторожно достал из кармана фонарик, и на записку упало круглое пятно света. На клочке бумаги и в самом деле было что-то написано рукой Таэко. Там виднелись едва заметные следы карандаша. В записке было сказано: «Эндо-сан, старуха, что живет в этом доме, злая колдунья. Случается, что по ночам она вселяет в меня дух индусского бога Агни. И тогда я бываю как мертвая. Потому и не знаю, что затем происходит. Во всяком случае, по словам старухи бог Агни вещает моими устами. Сегодня ровно в двенадцать она опять вселит в меня этого духа. Обычно я незаметно для себя впадаю в забытье, но сегодня постараюсь притвориться заколдованной несколько раньше и скажу, что если она не отпустит меня к отцу, бог Агни убьет ее. Старуха пуще всего боится бога Агни и, услыхав такое, непременно отпустит меня домой. Пожалуйста, завтра утром приходите снова. Иного способа вырваться из рук старухи нет. До свидания».
 

 

Эндо арæхстгай систа гæххæтты сыф, йæ дзыппæй сласта рухсгæнæн æмæ гæххæтты сыфыл æрхауд рухсы зиллак. Гæххæтты гæбазыл æцæгæй цыдæр фыст уыдис Тоэкойы къухæй. Крандасы хæххытæ йыл гæзæмæ зындысты. Фыст дзы уыдис: «Эндо-сан, ацы хæдзары чи цæры, уыцы зæронд ус у фыдзæрдæ хингæнæг. Хатт мын æхсæвыгон мæ мидæг бауадзы индусаг хуыцау Агнийы уд. Уæд марды хуызæн вæййын. Уымæ гæсгæ нæ базонын, уый фæстæ цы æрцæуы, уый. Фæлæ зæронды ныхæстæм гæсгæ Агни фæдзуры мæ дзыхæй. Абон та раст дыууадæс сахатыл мæн бауадздзæн уыцы уд. Зонгæ дæр æй нæ бакæнын, афтæмæй мæ æппæт дæр ферох вæййы, фæлæ абон рагацау мæхи кæлæнгонды хуызæнæй равдисдзынæн æмæ йын зæгъдзынæн, зæгъын мæ мæ фыдмæ куы нæ ауадзай, уæд дæ Агни амардзæн. Зæронд алцæмæй тынгдæр тæрсы хуыцау Агнийæ æмæ ахæм ныхæстæ куы фехъуса, уæд мæ хæдзармæ æнæмæнг ауадздзæн. Дæ хорзæхæй, райсом-иу ногæй æрбацу. Зæронд усы къухæй аирвæзынæн æндæр ницы амал ис. Фенынмæ.»
 

Дочитав письмо, Эндо достал из кармана часы. Без пяти двенадцать. «Да, уже скоро. Вот ведь как получается: мой противник — хитрая колдунья, а барышня совсем еще ребенок, и если мне не повезет, то…»

Не успел он это подумать, как старуха, видимо, принялась за колдовство. В окне на втором этаже стало темно. И сразу же откуда-то потянуло странным пряным запахом. Таким крепким, что, казалось, он проник даже в камни мостовой.
 

 

Фыстæг куы бакаст, уæд йæ дзыппæй систа сахат. Фондз минуты цух дыууадæс. «Тагъд уыдзæн. Ай куыд цæуы: мæ ныхмæлæууæг хинæйдзаг кæлæнгæнæг, чызг та нырма сывæллон у, мæ хъуыддаг куы нæ ацæуа, уæд...»

Кæронмæ йын ахъуыды кæнын дæр нæма бантыст, афтæ зæронд, æвæццæгæн, æрæвнæлдта кæлæнтæ кæнынмæ, Дыккаг уæладзыджы фæрсæгтæ фæталынг сты. Кæцæйдæр йæ фындзыл ауад æнахуыр хъыхъхъаг тæф. Ахæм карз уыд æмæ афтæ зынд, цыма фæндаджы дурты дæр ахъардта.
 

4

 

4

В это время старуха, раскрыв в темной комнате на столе колдовскую книгу, усердно произносила магические заклинания. Саму книгу почти невозможно было разглядеть, и только буквы, подсвечиваемые курильницей, будто мерцали в темноте.

Перед старухой на стуле неподвижно сидела взволнованная Хуайлянь, вернее, Таэко, одетая в китайское платье. Она размышляла: «Попало ли к Эндо письмо, которое я бросила из окна? Тень человека, проходившего в то время по улице, я приняла за тень Эндо. Ну, а вдруг я ошиблась?» Эта мысль окончательно лишила ее покоя. Малейшая оплошность — и старуха обнаружит ее притворство. Тогда конец. План побега из этого страшного дома будет раскрыт. И Таэко, изо всех сил сжимая дрожащие руки, с нетерпением ждала, когда придет время притвориться, что в нее вселился бог Агни, как это было ею задумано.
 

 

Уыцы рæстæджы зæронд талынг хатæны фынгыл райгом кодта кæлæнты чиныг, зæрдæбынæй райдыдта дзурын магион кæлæны дзырдтæ. Чиныгæн йæхи фенæн нæ уыд, æрмæст дамгъæтæм хауд рухсы тын æмæ цыма талынджы тæмæн калдтой, афтæ зындис.

Зæронды раз бандоныл тыхстхуызæй æнæзмæлгæйæ бадтис Хуайлан, растдæр зæгъгæйæ Таэко. Йæ уæлæ уыдис китайаг къаба. Уый хъуыды кодта: «Цымæ, фæрсагæй кæй аппæрстон, уыцы фыстæг бахауд Эндомæ? Уыцы рæстæджы уынджы чи рацæйцыд, уыцы лæджы аууон мæм Эндойы аууоны хуызæн фæкаст. Æмæ кæд фæрæдыдтæн?» Ацы хъуыдыйæ бынтон йе ‘нцойад фесæфт. Чысыл исты, уæд зæронд фæхатдзæн, æфсон кæй кæны. Уæд хъуыддаг сæфы. Ацы тæссаг хæдзарæй алидзыны план фергом уыдзæн. Таэкойы къухтыл ризæг бахæцыд, тынг сæ сæлхъывта æмæ æнæрхъæцгæйæ æнхъæлмæ каст, хуыцау Агни йæ мидæг кæй бацыд, уый æфсон кæныны рæстæг кæд æрцæудзæн, уымæ.
 

Старуха наконец прочла заклинания и стала ходить вокруг Таэко, проделывая какие-то магические движения. Она то останавливалась перед Таэко, вздымая кверху широко раскинутые руки, то, заходя сзади, тихонько подносила их ко лбу девочки, будто хотела закрыть ей глаза. В тот момент старуху можно было принять за летучую мышь или громадную птицу, которая в свете бледного огня курильницы мечется по комнате.

Между тем Таэко стал, как всегда, одолевать сон. Но заснуть сейчас — значило загубить так тщательно разработанный план. Сегодняшний побег — единственная возможность вернуться к отцу.
 

 

Æппын фæстаг зæронд ус бакаст кæлæны ныхæстæ æмæ райдыдта Таэкойы алыварс зилын, цавæрдæр магион тылдæй йæ къухтæ тилгæ. Фæлæууыдис Таэкойы раз йæ къухтæ хæрдмæ сдаргæйæ, куы та-иу æм бацыд фæстæты æмæ-иу, йæ къухтæ чызджы ныхмæ бахæсгæйæ, цыма йын йæ цæстытæ сæхгæнынмæ хъавыд. Ахæм уавæры-иу зæронд ус уыдис хæлынбыттыры, науæд та стыр маргъы хуызæн, кæцы рухсгæнæны дыдзы рухсмæ зилы къуымты.

Уæдмæ, нырмæ-иу куыд уыд, афтæ та Таэкойы суынгæг кодта хуыссæг. Ныртæккæ та бафынæй уæвын нысан кодта, афтæ зæрдиагæй кæй бацæттæ кодта, уыцы нывæст фехалын. Абон ын кæд алидзын бантыса, уæд ма уый у йæ фыды хæдзармæ бафтыны иунæг фæрæз.
 

— Боги Японии, пожалуйста, сделайте так, чтобы я не уснула. Мне бы хоть одним глазком взглянуть на отца, за это я готова тут же умереть. Боги Японии, пожалуйста, дайте мне силы обмануть старуху.

Таэко несколько раз горячо повторила эту молитву. Но ее все сильнее и сильнее клонило ко сну. Вот до нее донесся странный едва различимый звук, словно где-то ударили в гонг. Этот звук всегда возвещал о приближении бога Агни, спускающегося с небес.
 

 

— Японы хуыцæуттæ, уæ хорзæхæй, афтæ саразут, цæмæй ма бафынæй уон. Мæ фыдмæ ма æрмæст иу цæстæй куы бакæсин, уый тыххæй ам амæлынмæ дæр цæттæ дæн. Японы хуыцæуттæ, уæ хорзæхæй, раттут мын, зæронды цæмæй фæсайон, ахæм тых.

Таэко цалдæр хатты зæрдиагæй сфæлхатт кодта ацы куывды. Фæлæ йæ хуыссæг тынгæй-тынгдæр æлхъывта. Йæ хъустыл гæзæмæ ауад, цыма кæмдæр гонг бацавтой, ахæм зæл. Уыцы зæл ын алы хат дæр зонын кодта, уæларвæй чи æрхизы, уыцы хуыцау Агни йæм кæй æрбахæстæг кæны, уый.
 

Тут силы окончательно покинули девочку. Мерцающее пламя курильницы, старуха — все моментально исчезло, как дурной сон.

— Бог Агни, бог Агни, пожалуйста, услышь мои слова.

Вскоре, когда колдунья, распластавшись на полу, заговорила хриплым голосом, девочка, сидя на стуле, спала как мертвая.
 

 

Ам йæ тыхтæ бынтондæр æрбайсæфтысты. Рухсгæнæны арты пиллон, зæронд ус — æппæт дæр айсæфт фыдфынау.

— Хуыцау Агни, хуыцау Агни, дæ хорзæхæй, фехъус мын ма лæгъстæ.

Рæхджы, зæронд ус астæрдыл куы адæргъ æмæ хинæйдзаг хъæлæсæй дзурын куы райдыдта, уæд чызг та бандоныл бадгæйæ марды хуызæнæй фынæй кодта.
 

5

 

5

Не говоря уже о Таэко, самой старухе не могло прийти в голову, что в этот момент кто-то следит за ней. А между тем совсем близко находился еще один человек, подглядывавший в замочную скважину. Кто же, по-вашему, это был? Разумеется, Эндо.

Прочитав письмо Таэко, Эндо собирался простоять на улице до рассвета. Но стоило ему подумать о несчастной девочке, как он тотчас же лишился покоя. Тихонько, как вор, пробрался он в дом, быстро прошел к двери на втором этаже и уже давно подсматривал за тем, что делается в комнате.
 

 

Таэкойыл нал дзурæм, фæлæ зæронд усы хъуыдыйы дæр не 'рцыдаид, уыцы уысм æм чидæр сусæгæй йæ хъус кæй дары. Афтæмæй та хæрз хæстæг уыдис ноджы иу адæймаг. Уый каст дæгъæлы хуынкъæй. Сымахмæ гæсгæ чи уыд? Кæй зæгъын æй хъæуы, Эндо.

Таэкойы фыстæг куы бакаст, уæд Эндо цæттæ уыд бонмæ дæр уым фæлæууынмæ. Фæлæ куыддæр æнамонд чызгыл ахъуыды кодта, афтæ йе 'нцойад фесæфт. Къæрныхау хъавгæ бацыд хæдзармæ, дыккаг уæладзыджы дуары цурмæ рог къахдзæфтæй бауад æмæ рагæй йæ хъус дары, хатæны цытæ цæуы, уымæ.
 

Тут необходимо заметить, что в замочную скважину Эндо видел только мертвенно-бледное лицо Таэко, освещенное тусклым светом курильницы. Все остальное было скрыто от него — и стол, и колдовская книга, и распластавшаяся на полу старуха. Зато хриплый голос колдуньи он слышал так ясно, будто стоял рядом с ней:

— Бог Агни, бог Агни, пожалуйста, услышь мои слова.

Не успела старуха произнести это, как Таэко, казавшаяся бездыханной, не открывая глаз, вдруг заговорила. Только не своим, а каким-то грубым мужским голосом.
 

 

Æниу, дæгъæлы хуынкъæй Эндо Таэкойы мæрдвæлурс цæсгомæй дарддæр ницы уыдта, — уымæ калд рухсгæнæны дыдзы рухс. Уымæй дарддæр æм дзы ницы зынд, — стол дæр, кæлæны чиныг дæр, астæрдыл чи адæргъ, уыцы зæронд дæр. Уый хыгъд хингæнæджы фæсус хъæлæс афтæ дзæбæх хъуыста, цыма йæ цуры лæууыд.

— Хуыцау Агни, Хуыцау Агни, дæ хорзæхæй, фехъус мын мæ лæгъстæ. — Зæронд ус йæ ныхас кæронмæ нæма фæцис, афтæ Таэко, нырмæ, цыма улæфгæ дæр нал кæны, афтæ чи зынд, уый, йæ цæстытæ нæ байгом кодта, афтæмæй æнæнхъæлæджы сдзырдта. Дзырдта йæхи нæ, фæлæ гуымир нæлгоймаджы хъæлæсæй.
 

— Я не желаю слушать твои просьбы. Нарушая мой приказ, ты постоянно творила зло. Сегодня же отрекусь от тебя. И не только отрекусь, но и покараю тебя за все твои злодеяния.

Старуха, видимо, была потрясена. Некоторое время она молчала и словно бы задыхалась. Но Таэко, не обращая на нее ни малейшего внимания, продолжала торжественным голосом:

— Ты выкрала дочь у несчастного отца. Если тебе дорога жизнь, не завтра, а сегодня же, да побыстрей, отпусти ее домой.
 

 

— Нæ мæ фæнды дæ лæгъстæмæ хъусын. Мæ бардзырд халгæйæ, ды алы хатт дæр аразыс фыдбылыз. Абон дыл мæхи атигъ кæндзынæн. Стæй дыл канд тигъ нæ акæндзынæн мæхи, фæлæ дæ æркъуырдзынæн дæ саразгæ фыдбылызты тыххæй.

Зæронд ус æвæццæгæн фæсæццæ ис. Иудзæвгар æдзæмæй лæууыд, цыма хуыдуг кæны. Таэко йæ хъуыды дæр нæ кодта, цинхуыз хъæлæсæй дзырдта дарддæр.

— Æнамонд фыдæн йæ чызджы радавтай. Кæд ма дын дæ цард зынаргъ у, уæд райсом нæ, фæлæ нырттæккæ тагъддæр ауадз чызджы йæ хæдзармæ.
 

Эндо, не отрываясь от замочной скважины, ждал ответа старухи. Но вместо того, чтобы перепугаться, старуха с отвратительным смехом подскочила к Таэко.

— Можешь сколько угодно дурачить других, только не меня. За кого ты меня принимаешь? Я, кажется, еще не выжила из ума настолько, чтобы дать тебе провести меня. Отпустить тебя домой, да побыстрее? Ты что, полицейский чиновник? Разве бог Агни может такое приказывать? — Старуха вытащила нож и поднесла его к лицу Таэко, которая по-прежнему сидела с закрытыми глазами. — Ну, признавайся честно, ты нарочно, не боясь греха, оскверняешь голос бога Агни?
 

 

Эндо, дæгъæлы хуынкъыл нындæгъд, афтæмæй æнхъæлмæ каст зæронды дзуапмæ. Зæронд та, тæрсгæ нæ фæкодта, фæлæ æлгъаг худтгæнгæ йæхи баппæрста чызгыл.

— Æндæрты сай, цас дæ фæнды, уый бæрц, мæн нæ фæсайдзынæ. Чи мæ æнхъæл дæ? Афтæ нæма сæрра дæн, æмæ дын мæхи фæсайыны фадат раттон. Ауадзон дæ хæдзармæ тагъддæр? Чи дæ, мыййаг пæлицæйы чиновник? Хуыцау Агни ахæм бардзырд ратдзæн? — Зæронд кард систа æмæ йæ чызджы цæсгоммæ бахаста, уый та раздæрау бадт æхгæд цæстæй. — Цæй, басæтт ыл, хуыцау Агнийы хъæлæс барæй кæй чъизи кæныс, ууыл.
 

Давно наблюдая за происходящим, Эндо, однако, не подозревал, что Таэко в самом деле спит. И потому при виде этой картины у него невольно сжалось сердце из-за опасения, что план раскрыт. Таэко же, и бровью не пошевелив, продолжала с насмешкой:

— Настал твой час. Неужели мой голос ты приняла за человеческий? Быть может, он и слаб, но это голос пламени, полыхающего в небе. Разве это тебе не понятно? Если не понятно, поступай как знаешь. Я только хочу спросить у тебя, скоро ли ты отпустишь эту девочку? Или ослушаешься моего приказа?
 

 

Эндо сæм рагæй йæ хъус дардта, фæлæ Таэко æцæгæй фынæй кæй у, ууыл не 'ууæндыд. Уымæ гæсгæ, ахæм ныв уынгæйæ йæ зæрдæ сæлхысчъытæ кодта, сæ нывæст куы фехæла, уый тæсæй. Таэко та, йе ‘рфыг дæр нæ базмæлын кодта, афтæмæй дзырдта дарддæр худынæнгасæй:

— Дæ рæстæг æрцыд. Ау, мæ хъæлæс мын адæймаджы хъæлæсимæ фæивддзаг кодтай? Чи зоны, лæмæгъ у, фæлæ уый у, уæларвы чи судзы, уыцы арты цæхæр. Ау, нæ йæ æмбарыс? Кæд æй не ‘мбарыс, уæд архай, куыд зоныс, афтæ. Фæлæ дæ æз фæрсын: тагъд ауадздзынæ ацы чызджы йæ хæдзармæ? Æви нæ байхъусдзынæ мæ бардзырдмæ?
 

Старуха будто заколебалась немного. Но тут же снова приободрилась. В одной руке держа нож, она другой схватила Таэко за волосы и притянула к себе.

— Ведьма! Ты все еще упрямишься! Погоди же! Я выполню свое обещание, быстро лишу тебя жизни.

Старуха занесла нож. Еще минута — и Таэко умрет. Эндо моментально выпрямился и стал ломиться в дверь. Но дверь не поддавалась. Как он ни бил, сколько ни старался — только обдирал руки.
 

 

Зæронд цыма чысыл фæдызæрдыг ис. Фæлæ та ногæй фæсæрæн ис. Иу къухы дары кард, иннæмæй фæлæбурдта Таэкойы дзыккутæм æмæ йæ йæхирдæм æрбасхуыста.

— Дæлимон! Ноджы ма хивæнд митæ кæныс?! Багъæц! Сæххæст кæндзынæн мæ дзырд: дæ уд дын аскъуындзынæн.

Зæронд æм бахаста кард. Иу уысм ма æмæ Таэко амæлдзæн. Эндо райдыдта дуар тонын. Нæ куымдта дуар. Куыд æй нæ цавта, куыд нæ архайдта, фæлæ ницы, æрмæст йæ къухтæ ныррæмыхстытæ сты.
 

6

 

6

В это время из мрака запертой комнаты вдруг донесся громкий крик. Затем кто-то грохнулся на пол. Эндо, как безумный, стал звать Таэко и, напрягши все силы, несколько раз надавил плечом на дверь.

Раздался грохот ломающихся досок, треск срываемого замка — и дверь наконец была выломана. Здесь все еще мерцало слабое пламя курильницы и стояла такая тишина, словно никого не было.
 

 

Уыцы уысм æхгæд хатæны тарæй райхъуыст тыхджын хъæр, стæй чидæр астæрдыл сæмбæлд. Эндо æррайау хъæр кæны Таэкомæ, æрбамбырд кодта йæ тыхтæ æмæ æнцайы дуарыл.

Райхъуыст фæйнæджыты къæс-къæс, гуыдыры хъыррыст æмæ æппынфæстаг дуар фегом. Ам нырма дæр гæзæмæ рухс кодта рухсгæнæн æмæ дзы ахæм сабыр уыд, цыма дзы æппындæр ничи ис.
 

Эндо с трепетом окинул взглядом едва освещенную комнату.

Похожая на мертвеца, Таэко по-прежнему смиренно сидела на стуле, и Эндо вдруг ощутил всю торжественность момента, ему даже показалось, будто голова девочки окружена ореолом.

— Барышня, барышня! — громко закричал Эндо прямо в ухо Таэко. Но Таэко, не открывая глаз, молчала.

— Барышня! Крепитесь. Я — Эндо.
 

 

Эндо тыхстæй йæ цæст ахаста гæзæмæ рухс хатæны.

Таэко раздæрау марды хуызæнæй бадтис бандоныл, ам Эндо банкъардта, уавæр къухаразгæ кæй у, уый.

— Чызг! Чызг! — комкоммæ Таэкойы хъусы цур ныхъхъæр кодта Эндо. Фæлæ уый нæ байгом кодта йæ цæстытæ, сабыр бадт.

— Чызг! Дæхи фæфидар кæн! Æз Эндо дæн!
 

Тогда Таэко, будто только что проснулась, чуть приоткрыла глаза.

— Эндо-сан?

— Да. Эндо. Все в порядке. Успокойтесь. Бежим скорее. Таэко, как бы в полусне, ответила чуть слышно:

— План оказался негодным. Я нечаянно уснула. Простите меня.
 

 

Таэко, цыма уыцы уысм фехъал, гæзæмæ байгом кодта йæ цæстытæ.

— Эндо-сан?

— О. Эндо. Алцы дæр нывыл у. Æрсабыр у. Лидзæм тагъддæр.

Таэко, цыма æрдæг фынæй у, уыйау ныллæг хъæлæсæй сдзырдта:

— Ницыгар разынд нæ нывæст. Æнæнхъæлæджы афынæй дæн. Бахатыр кæн.
 

— То, что все произошло не по плану, вина не ваша. Ведь, как и обещали мне, вы сумели притвориться, будто в вас вселился бог Агни. Это было прекрасно. Ну, а теперь бежим быстрее!

Эндо нетерпеливо обнял Таэко и поднял со стула.

— Ах, это неправда. Я ведь уснула. И совершенно не помню, что говорила, — с досадой сказала Таэко, припав к груди Эндо. — План оказался неудачным. Я никак не могу бежать.

— Да разве можно так? Пойдемте вместе со мной. Будет ужасно, если мы растеряемся и упустим случай.
 

 

— Нывæстмæ гæсгæ кæй нæ рауад, уый дæ аххос нæу. Куыд ныфс мын æвæрдтай, раст афтæ сæфсон кодтай: цыма дæ хуылфы хуыцау Агни бацыд, афтæ зынд. Уый тынг хорз уыд. Ныр та лидзæм тагъддæр.

Эндо нал бабыхста, ахъæбыс кодта чызджы æмæ йæ фелвæста бандонæй.

— Ах, уый раст нæу. Фынæй куы бадæн. Цы дзырдтон, уый бынтондæр мæ зæрдыл нæ лæууы, — фæсмонгæнгæйæ дзырдта Таэко, Эндойы риуыл йæ сæр бакъул кодта, афтæмæй. — Нывæст мæгуырау рауад. Нæй мын алидзæн.

— Уый гæнæн куыд ис? Цом мемæ. Тынг æвзæр уыдзæн, куы фæтыхсæм æмæ ахæм уавæрæй куы нæ спайда кæнæм, уæд.
 

— А старуха?

— Старуха?

Эндо еще раз оглядел комнату. На столе он увидел раскрытую колдовскую книгу. А под столом навзничь лежала старуха. Это было так неожиданно! Лежала мертвая, в луже крови, вонзив нож в собственную грудь.

— Что с ней?

— Она мертва.
 

 

— Æмæ зæронд та?

— Зæронд?

Эндо ма иу хатт йæ цæст ахаста хатæныл. Фынгыл ауыдта кæлæнты чиныг гомæй. Фынджы бын та дæлгоммæ хуыссыд зæронд ус. Уый æнæнхъæлæджы хабар уыд. Хуыссыд мардæй, йæ туджы мæцыд: йæхи риуы атъыста кард.

— Цы кодта?

— Мард у.
 

Таэко взглянула на Эндо и нахмурила свои красивые брови.

— Я… ничего не знала… Старуху… Эндо, это вы ее убили?

Эндо перевел взгляд на Таэко. Только сейчас он понял, что их план провалился, но умерла все же старуха, а Таэко свободна. Эндо понял наконец удивительную силу рока.

— Не я ее убил… Ее убил приходивший сюда бог Агни, — торжественно прошептал Эндо, неся на руках Таэко.
 

 

Таэко бакаст Эндомæ æмæ йæ рæсугъд æрфгуытæ фелхынцъ кодта.

— Æз... ницы зыдтон. Эндо, ды йæ амардтай?

Эндо бакаст Таэкомæ. Нырма гъеныр бамбæрста, сæ нывæст кæй нæ рауад, уый фæлæ зæронд амард æмæ ныр Таэко у сæрибар. Эндо æппынфæстаг бамбæрста хъысмæты диссаджы тых.

— Æз æй нæ амардтон... Амардта йæ, ардæм чи æрцыд, уыцы хуыцау Агни, — цингæнгæйæ загъта Эндо, Таэкойы йæ къухтыл хæсгæйæ.
 


Декабрь 1920 г.
 
Декабрь 1920 аз.
   

*  фыст уыдис "сæрдтæдæларм кодта".
Æрмдтæдæларм скодта — руки скрестил (под мышками ладони). Обычно используется как наречие — æрмдтæдæлармæй лæууы.
 

       * Сæргæндты сыфмæ *